Ландшафт


«ландшафт - это всё»

(М.Д.Гродзинский)


Содержание

1) Представление ландшафта в статьях Ю.Г.Тютюнника «Образы ландшафта» и «О происхождении ландшафтного мышления» (фрагменты статей) 

2) О понятии ландшафт и слове ландшафт в статье Ю.Г.Тютюнника «Ландшафт: этимология, герменевтика, экзегетика». (фрагменты статьи) 


1) Представление ландшафта в статьях Ю.Г.Тютюнника «Образы ландшафта» (2005г.) и «О происхождении ландшафтного мышления» (2004г.) (фрагменты статей)

«Тема «ландшафт как философская категория» достойна отдельного обстоятельного разговора. Здесь же, в статье, обращу внимание на одну концепцию - Кизимы-Гродзинского. М.Д.Гродзинский сформулировал её в афористической форме - «ландшафт - это всё».

Что подразумевается под таким амбициозным заявлением географа? А то, что все- вокруг - и на микро-, и на макро-, и на мега-уровне - организовано согласно некоему имманентному плану, то есть архитектура и архитектоника всего того, что мы называем вещами, предметами, явлениями - не скопище разноуровневых монад, снующих куда попало и где угодно, а имманентно (то есть сама по себе) организованная и спланированная закономерность (закономерность даже в том случае, если она нам совершенно не понятна, считается хаосом)» [1].

* (Наглядность ландшафта) [примечание автора сайта]

«Ещё в эпоху «разгула» системного подхода была очевидной одна достаточно банальная, но исключительно каверзная проблема: система не представима наглядно. Можно сколь угодно тщательно перечислять её «составные части», описывать и выражать формулами взаимосвязи между ними, декларировать эмерджентность системы и т.д., но представить всё это концептуальное богатство в конкретно осязаемой, видимой форме практически невозможно. То же можно сказать и о более серьезной категории - целостности. Попытка наглядно представить целостность как таковую, сводится либо к видению её «оболочки» (например, кожи/шерсти/коры живого организма, поверхности почвы, корпуса машины), либо к визуальному «оживлению» взаимодействующих частей, которые взаимодействовать-то взаимодействуют, но репрезентировать само взаимодействие и его предметный результат никак не хотят...» [1].

* (Простота ландшафта) [примечание автора сайта].

«Если в системном подходе, диалектике, холизме и др. такая ситуация была неприятной, но терпимой, то в тоталлогии она становится опасной. Категория тотальности настолько сложна, что нуждается в радикальном упрощении. Перечислять и декларировать все мыслимые и немыслимые связи, переходы, третичные и десятеричные тенденции состояний, перспективы, бифуркации и т.д. - значит заведомо обрекать категорию тотальности на неоперабельность» [1].

*(Актуальность или «Чудеса ландшафта», в философии) [прим. автора сайта]

«Потребность в наглядном представлении «целостности» переходит в новое качество, и ответом на этот переход становится тяга к ландшафту» [1].

«Так, В.В.Кизима сегодня считает возможным говорить о ландшафте как о способе «существования и упорядочения всякого бытия вообще» [ ], как об «организующем начале» и «метапричинном факторе». При этом делается акцент на необходимости «внедрения» в современный тоталлогический дискурс своеобразного способа мышления «сизигической парадигмы», в основе которого должно лежать «осознание организующей роли ландшафта <...> без которого сизигическая рациональность рискует приобрести мистически-религиозный смысл» [ ]. Соглашаясь с автором в этом моменте, думаю, что мышление «сизигической парадигмы» (точнее было бы сказать «сизигической парадигмой»), является ни чем иным, как логическим продолжением достаточно древнего (если не самого древнего) способа мышления - мышления ландшафтного» ... [2].

«В данной статье мы хотим остановиться на том, как ландшафт представляется. С помощью ландшафта - категории абсолютно явной - мы представляем тотальность, но каким образом мы это делаем? В каких образах мы представляем ландшафт?»... [1]

<...>

«Думаю, что ландшафт можно представлять тремя способами: 1) как собственно представление (образ-картина), 2) как акт - представление (образ-движение) и 3) в качестве представления как такового (образ-время). Не трудно видеть, что последние два способа представления ландшафта повторяют таковые, предложенные Жилем Делёзом в книге «Кино» [ ]. Я действительно взял за основу типологию образов Делёза. Однако в своей основе, хотя и не явно, способы представления, предложенные французским философом, исходят из различного понимания пространства, которое уже бытует в географии не первый десяток лет».

1. «В ньютоновском пространстве ландшафт представляется как образ-картина. Это некий конкретно видимый и даже осязаемый образ, который отстоит от наблюдателя (выделяя курсивом приставку «пред-», мы подчеркиваем именно это). Для того чтобы представить картину, необходимо место, где её можно разместить («повесить»). Её можно разместить на «стене» плоскости x-y, x-z, y-z, либо любой секущей плоскости (ax-by-cz), а наблюдателя - в любой удобной для наблюдения точке пространства (nx-my-lz). Потому мы и говорим, что образ-картина связан с ньютоновским пространством. При желании его можно трансформировать в риманово (Земля все-таки сфера), или любое другое неэвклидово пространство, сути дела это не изменит, главное - предзаданость метрики (координат).

Такие образы ландшафта операбельны, традиционны, выразительны и, что может быть самое главное, понятны для всех. Их главным достоинством является формальная исчисляемость и считываемость». <...> Картина всегда отстранена, она - там, наблюдатель - тут. Такова геометрия ньютоновского пространства. Субъект-объектная же целостность образа, ..., «требует» перемещения наблюдателя в картину. Этого в ньютоновском пространстве добиться невозможно, необходимо менять топологию». И это сделал М.Хайдеггер, отождествив бытие и понимание в тут-бытии (Dasein) [1].

<...>

2. Второй способ представления ландшафта - образ-движение. Он получается как следствие ландшафтоведческой интерпретации феноменологии Хайдеггера ...

<...>

Чтобы проще было понять суть образа-движения, стоит вспомнить, что кинофильм иногда называют кино-картиной, а изредка даже картиной (архаизм). Говорить так - вовсе ещё не значит «адаптировать» образ-картину к лейбницевскому пространству, переносить его в «область» движения. Просто в просторечии знакомая терминология употребляется в новом качестве, для обозначения иного образа. Ведь каждому же понятно, что картина, неподвижно висящая на стене, и картина «идущая»[] на экране, суть картины разные. «Идущая» кино-картина - это образ иной природы, чем картина «висящая» (в ньютоновскм пространстве). "Идея Делёза, - пишет О.Аронсон, - состоит в том, что образ в кинематографе формируется не изображением движения, но таким движением, которое не в состоянии сформировать образ в качестве представленного, в качестве образа-изображения, образа-представления, ..." [ ].

<...>

Мало кто способен отождествить себя с персонажами художественного полотна, отождествление же с кино-героями (вплоть до подражания), переживание сюжета, виртуальное соучастие в кино-действии - явление обычное, и притом настолько значительное, что люди не редко бросают всё и бегут смотреть заветный сериал, не могут оторваться от экрана, скандалят с ближними, когда те переключают телеканал, и обижаются на них, если сталкиваются с «не таким» пониманием и оценкой их любимых кино-персонажей. Всё это свидетельствует, что мы не просто смотрим образ-движение, но сами его творим, интегрированы, вплетены, абсорбированы в него - живем в нем и им.

Технически способ создания образа-движения не хитёр: достаточно просто просвечивать движущуюся пенку. Но эта кажущаяся простота кардинальным образом меняет топологию перцепции. Она (перцепция) покидает здесь и перемещается в туда - "взгляд находится в вещах, в образах, «светозарных в самих себе»" [ ].

<...>

Законченные и целостные рефлексии ландшафтных образов-движений в литературе редки, чаще можно встретить размышления-рефлексии, промежуточные между образом-картиной и образом-движением (но отнюдь не адаптации первого ко второму!). С одной стороны, автор вглядывается в ландшафтную картину, с другой, целенаправленно замедляя повествование, «пропускает» её через себя, дабы постичь мир и свое место в нем - лучше, или по-иному. Подобных «половинчатых» рефлексий много на страницах таких классиков, как И.А.Гончаров, И.С.Тургенев, И.А.Бунин, К.Г.Паустовский, М.М.Пришвин» [1] .

3. «Ближе всего от тотальности отстоит ландшафтный образ-время. То есть с помощью этого ландшафтного образа тотальность представляется лучше всего. Но «лучше» не значит «проще».

Как получается ландшафтный образ-время?

Мы помним, что исходным условием для получения образа-движения, было абстрагирование от субъекта и объекта и отождествление тут-бытия с пониманием. Прием оказался методически эффективным, но исходная посылка все-таки оставляет определенное чувство неудовлетворенности. Дело в том, что понимание-то находится не в вакууме, не в эфире и даже не в монаде, а во вполне конкретном носителе - в теле. И вот это самое тело от нас ускользнуло. А вслед за ним, или, наоборот, раньше него, от нас ускользнуло и тело ландшафта. Ведь ландшафт, в конечном счете, не столько данность или становление, сколько именно тело.

Но ни образ-представление, ни образ-движение тела нам этого не показывают.

Ситуация усложняется тем, что тело ландшафта включает тело человека «на правах» подтела. Или, говоря более понятным, хотя и менее точным языком, если ландшафт тело-целое, то человек - его тело-орган, тело-часть, тело-компонент. И вот эта-то часть должна представить вмещающую её целостность изнутри.

Ландшафт, как таковой, согласно В.В.Кизиме, суть метапричинность. Имманентный план / ландшафт, задающий, обусловливающий и (даже!) генерирующий форму (оформленность, ипостась) бытия, ...

Столь масштабное гипостазирование категории «ландшафт» (которое, между прочим, находится в согласии с первоначальным смыслом этого слова) «выводит» её на новые рефлексивные и смысловые орбиты. Но образ такого ландшафта уже «припасен», и этот образ - образ-время» [1].


2) О понятии ландшафт и слове ландшафт в статье Ю.Г.Тютюнника «Ландшафт: этимология, герменевтика, экзегетика». 2003г. (фрагменты статьи)

«В индоевропейских и уральских языках понятие ландшафт передаётся несколькими способами.

1. Однокоренными словами с корнями древнего происхождения.

1.1. Не специфически, когда передача смысла понятия ландшафт дается или более широко, чем это свойственно самому понятию (руск. вид; словац. krai, krajnka, оblast; чешск. krajna, оblast; словен. kraj, krajinka, oblast', terén; венгер. táj, vídek, terep; финск. maisema; эст. maastik; коми. серпас; чуваш. тавралах; латыш. аinava и др.), или, наоборот, более узко (серб. предео; руск., укр. урочище; рум., молд. рriveliste и др.).

1.2. Специфически, когда передача смысла, отражаемого понятием ландшафт, восходит к нем. Landschaft и франц. рaysag. В германских языках это англ. landscape, норв., шв. lándskap, дат. lándskab и др. В романских - исп. рaisaje, порт. paisagem, итал. paèsaggio, рум., молд. рeísaj. Ландшафт в германских и пейзажи в романских языках не являются, транслитерациями нем. Landschaft и франц. рaysag, как это имеет место в современных славянских, балтийских и уральских языках, а органически входят в узус национального языка, как части более широкого германского или романского узуса соответственно.

2. Двухкоренными словами, обозначающими в различных вариациях 'вид местности' (укр. краєвид; польск. krajobraz; лит. kraštóvaizdis, vietóvaizdis, gamatóvaizdis, где vaĩzdas - 'вид', vietóvė- 'урочище', vietóvie - 'местность', vietà - 'страна', krãštas - 'край', gamtа - 'природа').

3. Словами-заимствованиями, транслитерациями, или «кальками», как правило, - с нем. Landschaft и франц. рaysag (руск., укр., беолорус., польск., болг., чуваш., марийск. и др. ландшафт; серб. пеjзаж; алб. peizazh).

4. Словосочетаниями (новогреч. τό τοπεΐο[ν]; чуваш. çĕр сийĕп форми; марийск. мланде ÿмбал тÿс).

Во многих современных языках (особенно в научной лексике) доминирующее положение при передаче смысла понятия ландшафт, занимают нем. Landschaft и франц. рaysag с соответствующими дериватами в германских и романских языках и «кальками» в языках славянских, балтийских и уральских. Примечательно, что в германских и романских (за исключением молдавского) языках ландшафт и пейзаж не сосуществуют, не образуют «калек» друг с друга, в том числе и в научной лексике. В языках же, в которые они перенесены в качестве транслитераций, ландшафт и пейзаж мирно уживаются».

<...>

«...первоначальный исторический смысл слова lantscaf можно очертить примерно так: единая священная земля единой паствы; территория, упорядоченная, согласно единому общегерманскому плану; форма, соответствующая содержанию, которое суть благодать, нисходящая на «братьев и сестер во Христе». Изначальный смысл «ландшафта» был вовсе не «живописным». Понятия ландшафта в том виде, в каком оно возникло в языке и письменности, имплицитно несло в себе категориальность территориальной усоответствленности. Причем, усответствленность эта имела совершенно явственный сакральный «генезис» ».

<...>

«В заключение хочу подчеркнуть: я далек от мысли, что в ІХ в. монахи Фульдского монастыря, при введении в немецкую речь lantscaf'а ad hoc опирались на какую-либо тоталлогическую категориальность, или обращались к экзистенциально-топологической аргументации. В то же время, безусловным представляется и то, что всякая рационалистическая и/или трансценденталистская «основность», все исторические и культурологические «обоснования», используемые как при конструировании нового слова, так и при попытках последующей интерпретации его смысла, являются только надводной частью айсберга феномена словообразования».

<...>

«Слово - это перекресток смыслов, оформляющийся как место. Хаос ризомы структурируется местами и всюдные потоки смыслов связываются в узлы - конкретные места: слова. Так образуется порядок, то есть план/modus/scaf. Порядок наводится не только в территориальной структуре германских племен, сгоняемых в единую немецкую нацию, с одно стороны, плетью завоевателя, а с другой - Словом Божьим, произносимым с амвона на общенемецком языке. Порядок наводится в самой Библии: во фрагментарности её текстов и субтекстов, в пролиферации её гипертекста, в противоречивости и взаимоисключаемости её установок и заповедей, в идеологической поликонцептуальности, в исторической динамике экзегетики, схоластики, казуистики и т.д. Из книги Библия превращается в Слово Божье; от свитка рассказов о приключениях и драмах мало понятных франку или ингевону персонажей с еврейскими именами возвращается к своему первоначалу: сначала было Слово. Ландшафт места события веры трансформируется в ландшафт текста, с помощью которого вера сообщается, и в свою очередь трансформирует место: луга отдельных германских племен превращаются в место (страну, край, землю) пастьбы всех германцев. Ландшафт, как текст, и текст, как ландшафт усоответствливаются. Культуре остается только развернуть потенциал сизигии, заложенный в lantscaf'е» [3].


Литература

[1] Ю. Г. Тютюнник. Образы ландшафта. Totallogy-XXI. Постнекласичнi дослiдження. - К., 2005. - Вип. 14. - С.154-175.

[2] Ю. Г. Тютюнник. О происхождении ландшафтного мышления. Totallogy-XXI. Постнекласичнi дослiдження. - К., 2004.- Вип. 11. - С.58-77.

[3] Ю. Г. Тютюнник. Ландшафт: этимология, герменевтика, экзегетика. Totallogy-XXI. Постнекласичнi дослiдження. - К., 2003.- Вип. 10. - С.54-71.

*  використана світлина з обгортки книги Тютюнника Ю.Г. «Філософія географії».


Створено за допомогою Webnode
Створіть власний вебсайт безкоштовно! Цей сайт створено з допомогою Webnode. Створіть свій власний сайт безкоштовно вже сьогодні! Розпочати